«Один из признаков хорошего человека — любовь к фантастике»

Лингвист Александр Грузберг в советское время был широко известен читателям самиздата — он был автором первого перевода на русский язык трилогии Толкина «Властелин колец», а также перевел множество других произведений англоязычных авторов. Александр Абрамович рассказал Familio.media о семье, одесской жизни, вызове в КГБ и любви к книгам длиною в жизнь.

«Беги, мальчик, сейчас начнется бомбежка…»

Я родился в Одессе в 1937 году — у меня очень отрывочные детские воспоминания об этом городе. Сохранилась в памяти одна картинка: летняя улица, залитая солнцем, мостовая из каменных плит, подъезд нашего дома. В тени сидит группа людей, они разговаривают. Я слышу, что они не одесситы, говорят совсем по-другому. Это солдаты, они в форме. Один из них спросил у меня, что я здесь делаю. Я ответил, что вот окно, а за этим окном моя мама, она меня видит, поэтому я тут гуляю. В этот момент раздается сигнал сирены, и этот солдат говорит: «Беги, мальчик, сейчас начнется бомбежка». И я убегаю домой.

Через месяц после начала войны, мне тогда было четыре года, мы уехали в эвакуацию с мамой и старшим братом, а папа отправился воевать, защищать Одессу. Вернулись мы уже после войны.

Мой дедушка, папа папы, остался в Одессе. Он был очень верующий человек. Как рассказывал папа, дедушка сидел все время в накидке,

, и читал Тору. Когда зашла речь об эвакуации, он сказал: «Если Бог захочет, чтобы я жил, то я останусь жить и при немцах. А если захочет, чтобы я умер — то я умру и в эвакуации». Он и все родственники моего папы остались в Одессе, в Крыму и в других городах на Украине. Все они погибли.

«Семьи были разорваны»

К сожалению, я знаю не так много своих предков — конечно, я слышал о бабушках и дедушках с обеих сторон, но кто был до них — не знаю. Дедушка со стороны папы владел мелкой лавкой — в свое время папу исключили из партии, потому что он был не из трудовых элементов. Чем занимался мамин дедушка, мне неизвестно.

Единственная бабушка, с которой я был знаком лично — мама моей мамы. У нее была большая семья с множеством братьев и сестер. После погромов, устроенных в 1918 году в Житомирской области красноармейцами, которые убивали евреев, старший сын моей бабушки пытался вступиться за семью. Его убили, как и еще несколько родственников. После этих событий некогда большая семья эмигрировала в Америку. Все, кроме моей бабушки. Она уже была замужем и осталась здесь с детьми.

Уже после Второй мировой войны, в то короткое время, когда можно было говорить о том, что в Америке есть родственники, мы получили от ее родных несколько писем с фотографиями. Все они очень хорошо там устроились, выучились. Среди них были врачи, юристы — на фотографиях были изображены хорошо одетые люди рядом со своими большими домами и машинами. Это была такая дорогая сказочная жизнь. Переписка продолжалась года два, а потом стало опасно иметь родственников за границей, и переписка прервалась. Сейчас у нас нет контактов этих людей.

Семьи были разбросаны, разорваны. Не было жизненной устойчивости. Не было такого, чтобы поколения жили рядом, сменяли друг друга. Революция, война и другие события разметали семьи.

«Я многим обязан папе»

Наибольшее влияние оказал на меня мой папа. Я очень во многом на него похож и многим ему обязан. Когда я был совсем маленьким, он приносил домой книги, и мы читали вместе. Причем я читал быстрее него и никак не мог дождаться, чтобы перелистнуть страницу, а он не мог поверить, что я уже все прочитал, и иногда просил пересказать ему. Помню, я чуть ли не слово в слово пересказывал ему содержание «Графа Монте-Кристо».

Уже после эвакуации, когда мы вернулись в Одессу, у нас с папой сложилась традиция: раз в месяц он брал меня с собой, мы заходили во все книжные магазины и потом выбирали одну книгу. Мама была очень недовольна, она ворчала: «Детям носить нечего, а ты книги покупаешь!» И все же у нас с ним был такой ритуал. У меня сохранились некоторые книги, которые мы с ним покупали. Еще у меня сохранилась его пепельница в виде головы Мефистофеля — после того, как папа демобилизовался, он работал на заводе, где было литейное производство. Там делали зажигалки из гильз снарядов и чугунные пепельницы. Мой папа много курил, и эта пепельница обычно была забита окурками.

«Тебе в Одессе не дадут учиться, нужно уезжать»

На первом же вступительном экзамене в вуз я получил двойку. В областной газете тогда напечатали статью, в которой говорилось, что в школе плохо учат, мол, детям ставят пятерки, а те потом приходят в вузы, и выясняется, что знаний у учеников нет. И там же следовал целый ряд фамилий — тех, кто провалился на экзамене. Как ни странно, это все был список еврейских фамилий. Когда мои родители это увидели, папа сказал: «Тебе в Одессе не дадут учиться, нужно уезжать». В Перми тогда жила мамина сестра, ее сын уже учился в вузе, поступив туда без труда. Так получилось, что я вновь уехал из Одессы, и уже навсегда.

В Перми моя национальность на жизнь не влияла — ни когда я учился, ни когда стал работать.

, моя жена, говорила, что Бог наградил ее — послал мужа-еврея. Она говорила, что именно она самая главная еврейка в семье. Она хочет быть еврейкой, хочет быть частью этого великого народа. То есть она это ощущала, а я — нет.

Я много раз был в Израиле, мне там очень нравится, там приятная для меня обстановка, у меня там жил старший брат, родственники, друзья, но я не хотел бы там жить сам. Я слишком проникнут русской культурой. Я знаю наизусть много русских поэтов, это сидит во мне. По культуре я скорее русский человек, чем еврей.

«Почти все, что я прочитал, я прочитал в детстве»

Я всегда очень много читал, вся жизнь была связана с книгой, я читал залпом. Почти все, что прочитал, я прочитал именно в детстве, и когда поступил в университет, все, что задавали, я уже знал.

Когда я учился в 10 классе, мне не хватало книг, и я пошел в областную библиотеку. Туда не принимали школьников, поэтому я взял читательский билет своего старшего брата. Библиотекари меня быстро раскусили, но я слышал, как одна женщина сказала другой: «Да пусть сидит, уж очень он необычные книги читает». В школе я очень увлекался астрономией, часто ходил в астрономическую обсерваторию и мечтал стать астрономом. В библиотеке я брал сборники стихов английских поэтов — Байрона, Шелли, Киплинга, и книги по астрономии — читал толстенную монографию Воронцова-Вельяминова «Двойные звезды». Ничего в ней не понял, там была сплошная математика. Но понял, что не смогу быть астрономом просто потому, что не очень хорошо понимаю математику. Я отлично решал задачи, но объяснить решение не мог.

Я решил идти на филфак, но мне совершенно не хотелось работать в школе. Подумал, что поступлю, а там как-нибудь выкручусь. После окончания университета мне все же пришлось несколько лет работать в школе — преподавал в 5-7 классах, потом в старших классах, позже в школе рабочей молодежи, а оттуда ушел работать в институт повышения квалификации учителей.

Все это время я поддерживал контакты с вузами и периодически работал на заменах, читал курсы истории литературы, диалектологии, проверял контрольные работы. Когда в педагогическом институте скоропостижно умер один из преподавателей, меня попросили его заменить. Там я проработал 50 лет.

«Один из признаков хорошего человека — любовь к фантастике»

Я всю жизнь любил фантастику. По моему мнению, фантастику в детстве любят все, но, когда человек взрослеет, он теряет этот интерес. А те люди, в которых сохранилось что-то детское, этот интерес сохраняют. Вот я отношусь к таким людям. И я дружу с людьми, которые любят фантастику. Мне кажется, один из признаков, что человек хороший — это его любовь к фантастике.

В Советском Союзе фантастику печатали мало. Я интересовался, почему, — и выяснил. Тогда было два литературных жанра, к которым цензорам было приказано относиться особенно придирчиво, потому что эти жанры можно легко экстраполировать на современность. Это были исторический роман и фантастика. В то время напечатать фантастическое произведение было очень сложно, переводной фантастики практически не было, а читать очень хотелось.

Большую роль в моей жизни сыграл один человек — Раис Зарипов. Он был простым рабочим на пермском заводе и страстно любил фантастику и книги вообще. Однажды он подошел ко мне и спросил, могу ли я перевести книгу. Это была книжка Берроуза, повесть «The Land That Time Forgot» — «Земля, забытая временем». Мне очень захотелось ее прочитать. В вузе я, конечно, изучал английский и имел по нему пятерку, но хорошо языка не знал. Однако решил попробовать. Переводил ее очень долго, каждое второе слово искал в словаре. Но все же перевел — и мне это очень понравилось. 

Когда только начал делать переводы, я даже не мыслил, что можно их опубликовать, думал — да кому это нужно? Я еще не знал, что тогда в Ленинграде уже было большое самиздатовское производство. Оказалось, Раис Зарипов на простой печатной машинке печатал переводы под копирку на папиросной бумаге, переплетал каждый экземпляр, один оставлял себе, а остальные отправлял в Ленинград. Там эти экземпляры распределяли по разным городам, оттуда приходили другие самиздатовские книги в обмен. Мои переводы, которыми я начал заниматься с 1974 года, тоже пошли в самиздат.

На протяжении почти двадцати лет я делал переводы и складывал их в ящик. У меня была целая стопка рукописных переводов. Я приобрел большой опыт, и именно в те годы перевел «Властелина колец» Толкина. Мои дети — сын и дочь — были первыми людьми в Советском Союзе, которые прочли его на русском языке. Во многом я делал это для них, хотел, чтобы они прочитали такую замечательную книжку.

«У нас на все нужно разрешение»

Мои переводы распространялись и среди друзей и знакомых. Кто-то брал распечатки, кто-то — рукописи. Однажды в 1982 году меня вызвали в КГБ и спросили: «А кто вам разрешил переводить?» Я очень удивился — я не знал, что для этого нужно чье-то разрешение. «А у нас на все нужно разрешение. Больше этого не делайте, иначе у вас будут неприятности». Я перестал переводить и несколько лет этим не занимался, это было опасно.

На тот момент мои переводы были достаточно известны среди любителей фантастики, и уже после развала СССР, когда цензура исчезла, мои друзья основали частное издательство в Перми — оно называлось «Янус» — и пришли ко мне с предложением издать некоторые переводы. Уже потом обо мне стало известно и в других городах, издательства со всей страны стали специально заказывать мне переводы, и заказывают до сих пор. Так любительское дело превратилось в профессиональное.

Когда друзья из издательства «Янус» решили опубликовать мои переводы, они спросили, как меня подписать. Я подумал: я солидный человек, преподаватель вуза, у меня выходят книги по языкознанию, чего это я буду свою фамилию указывать? Надо придумать псевдоним. В тот момент передо мной лежала пермская газета с двумя статьями моей дочери (Юлия Баталина — дочь Александра Абрамовича, журналист. — Прим.ред.). Тогда нельзя было в одной газете писать несколько материалов под одним именем, поэтому один из них она подписала М. Романова, что означало «Мама Романа» — Роман мой старший внук, ее сын. И я подумал, у меня же еще один внук есть. Так родился псевдоним Д. Арсеньев — дед Арсения. Потом я много раз встречал ссылки на себя, где было написано «Перевод Дмитрия Арсеньева». Видимо, издатели решили, что это самая очевидная расшифровка «Д». Но я не Дмитрий. Я дед Арсения! Людмила Александровна потом подписывала некоторые свои тексты «Б. Романова-Арсеньева» — бабушка Романа и Арсения. Это стало такой семейной традицией.

Сейчас я перевожу американского писателя Пола Андерсона — в Москве задумали издать его полное собрание сочинений. Как выяснилось, у него очень много рассказов, ранее вообще не переведенных на русский язык, в том числе трилогия детективных романов о детективе Трюгве Ямамура. Еще в советское время я случайно наткнулся на его цикл рассказов «Патруль времени» на английском. Уже потом, когда читал его в переводе, я обнаружил, что там были некоторые сокращения. Например, герой собирается отправиться на машине времени в прошлое и убить злодея, чтобы предотвратить Вторую мировую войну. И он начинает размышлять — а кого все-таки надо убить, Гитлера или Сталина? Кто из них хуже? Ну разве можно было такое напечатать в Советском Союзе? Все вырезали, сильно отредактировали.

Уже несколько лет я плотно работаю с московским издательством «Престиж Бук», которое выпускает очень качественные книги. Они задумали издать полное собрание сочинений Майн Рида. Уже три тома с моим переводом опубликовано. После смерти моей жены (Людмила Александровна умерла 28 октября 2020 года. — Прим.ред.) я связался с издательством и сказал, что потерял интерес к работе, меня это больше не увлекает. «Что вы?! Мы бога молим, чтобы вы были здоровым! Не забывайте, что ваша работа приносит счастье людям!» — ответил мне редактор. Ну, что скажешь. Продолжаю работать.