Семью насилья мы разрушим
В первые годы Советской власти создание нового общества требовало изменения всех привычных институтов. Видя в семье инструмент угнетения, большевики стремились разрушить оковы и дать людям максимальную свободу как от роли супруга, так и от роли родителя. Что же такое «новая советская семья» и почему она не стала массовым явлением?
Марксистская теория семьи
Семейная политика большевиков уходит своими корнями в XIX век, когда формировались теоретические основы коммунизма. Семья, с точки зрения марксизма, была порождением классовой структуры общества и являлась инструментом закрепощения женщины. Уничтожение частной собственности, по мысли Карла Маркса и Фридриха Энгельса, должно было дать женщине экономическую свободу, а обобществление быта — освободить от воспитания ребенка (эту функцию должно было взять на себя общество). Вследствие этого уничтожались обе основы современного брака, связанные с частной собственностью, — зависимость жены от мужа и детей от родителей.
Новая социалистическая семья призвана быть не хозяйственной единицей, а местом, где два человека получают моральное и сексуальное удовольствие, не завися друг от друга. Фридрих Энгельс подчеркивал, что надо освободить людей в семье от формальностей, чтобы они были максимально свободны и счастливы: «Но длительность чувства индивидуальной половой любви весьма различна у разных индивидов, в особенности у мужчин, и раз оно совершенно иссякло или вытеснено новой страстной любовью, то развод становится благодеянием как для обеих сторон, так и для общества. Надо только избавить людей от необходимости брести через ненужную грязь бракоразводного процесса». Марксисты предлагали отменить или максимально упростить процедуру заключения и расторжения брака — на смену моногамии должна прийти последовательная полигамия, когда люди в течение жизни меняют нескольких партнеров.
От теории к практике создания новой семьи
В силу достаточно радикальных взглядов марксистов часто обвиняли в желании уничтожить семью. Сами Маркс и Энгельс не только не опровергали обвинения, но активно подчеркивали свое желание уничтожить семью, с оговоркой, что речь идет о буржуазной семье. У классиков марксизма дальше намерений дело не пошло, а вот у большевиков, пришедших к власти в 1917 году, появилась возможность избавиться от старой семьи на практике.
Октябрьская революция виделась как разрыв со старым миром и создание новых общественных структур. В числе первых декретов Советской власти были изданные в декабре 1917 года «Декрет о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов гражданского состояния» и «Декрет о расторжении брака». Если раньше семейные отношения находились в ведении религиозных организаций, то теперь создаются новые структуры ЗАГСа, которые должны осуществлять регистрацию и контроль семейного положения. Основной идеей этих декретов, как и семейного кодекса 1918 года, была прежде всего эмансипация женщин. В. И. Ленин писал:
«Мы не оставили в подлинном смысле слова камня на камне от тех подлых законов о неравноправии женщины, о стеснении развода, о гнусных формальностях, его обставляющих, о непризнании внебрачных детей, о розыске их отцов и т.п»
В результате процедуры записи актов гражданского состояния максимально упростились: например, для развода было достаточно согласия одного из супругов, при этом второй супруг ставился в известность о происшедшем событии уже постфактум при помощи письма или телеграммы. Следует оговориться, что в тот период была отменена паспортная система и привычный нам штамп просто некуда было ставить. В одностороннем порядке устанавливалось и отцовство: женщина просто сообщала в ЗАГСе данные мужчины, которого считала отцом ребенка, данные вносились в метрическую книгу, и таким образом государство автоматически признавало его отцовство.
Обратная сторона большевистской семейной политики
Эти положения распространялись на все население Советской России, однако старшее поколение продолжало придерживаться модели традиционной патриархальной семьи, а вот молодежь активно пользовалась новыми законами. Можно даже сказать, что крупные города захлестнула эпидемия быстрых свадеб и разводов. Зачастую люди сразу после знакомства шли заключать брак, а через пару дней оформляли развод. Некоторые умудрялись за месяц несколько раз заключить и расторгнуть брак. Эту ситуацию иронично описал в своем рассказе «Свадьба» Михаил Зощенко:
«Глянул на нее Володя Завитушкин еще раз и прямо обалдел. «Господи, думает, какие миловидные барышни в трамваях ездиют».
Едут так они две остановки. Три. Четыре. Наконец видит Завитушкин,— барышня к выходу тискается. Тоже и Володька встал. Тут у выхода, значит, у них знакомство и состоялось.
Познакомились. Пошли вместе. И так у них все это быстро и без затрат обернулось, что через два дня Володька Завитушкин и предложенье ей сделал.
Или она сразу согласилась, или нет, но только на третий день пошли они в гражданский подотдел и записались. Записались они в загсе, а после записи и развернулись главные события. <…>
На другой день Володя Завитушкин после работы зашел в гражданский подотдел и развелся.
Там даже не удивились.
— Это, говорят, ничего, бывает.
Так и развели».
Такая либерализация отношений имела закономерный итог — рост числа беременностей. И тут большевики пошли еще на один радикальный шаг — легализацию абортов. РСФСР стала первой страной в мире, где не только перестает быть преступлением сама эта операция, но и возникает система медицинской помощи для женщин. Следует оговориться, что руководство большевиков относилось к абортам скорее негативно, но при этом понимало, что это дает женщинам больше свободы и позволит им выбраться из ловушки репродуктивной функции и активнее включиться в общественную жизнь. Такое положение вещей сохранялось вплоть до запрета абортов в 1936 году, однако и до этого власти стремились ограничить их частоту, вводя различные требования и даже создавая комиссии, которые принимали решения о разрешении или запрещении этой операции в конкретном случае. Любопытно, что даже в столь личном вопросе работало классовое сознание: преимущество в медицинской помощи получали работницы фабрик и заводов.
Как большевики воспитывали нового человека
Если же ребенок рождался, то и тут большевики были готовы потеснить семью и взять воспитание в свои руки. Идея коллективного, внесемейного воспитания детей фигурировала как часть большевистского проекта. Александра Коллонтай утверждала:
«Человек, воспитанный в учреждениях республики рабочих, будет лучше приспособлен к жизни в рабочей коммуне, чем человек, чье детство прошло в закрытой среде эгоистичных семейных привычек».
В реальности большевики столкнулись с тем, что осуществление их плана требовало существенных расходов на создание принципиально новой инфраструктуры. В послереволюционные годы не хватало ресурсов, чтобы построить интернаты для всех детей и обеспечить их полноценным питанием и уходом. Отдельные эксперименты в этой сфере проводились: например, создавались дома-коммуны, или педагогические коммуны. Самая известная из них — коммуна имени Дзержинского под руководством Антона Макаренко. Она мыслилась как эксперимент по созданию модели для воспитания новых советских граждан в отрыве от родителей. Коллектив, по мнению Макаренко, должен был стать новой семьей, а труд — главным способом воспитания. В коммуне поддерживались чистота и порядок, при этом дети обладали высокой степенью свободы и призывались контролировать друг друга и самоорганизовываться. Все это должно было противостоять «старой» семье, где зачастую дети жили в подчинении у родителей в антисанитарных условиях.
Страхи и мифы
Такие радикальные эксперименты большевиков в семейной политике находили поддержку далеко не у всех. Одним из популярных мифов эпохи революции и гражданской войны была мысль, что большевики стремятся обобществить женщин, сделать их общедоступными. В 1918 году по городам страны стал ходить текст декрета, который законодательно закреплял общее пользование женщинами. Если коммунизм предполагает отказ от частной собственности, то все должно стать общим, в том числе и жены:
«С 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет изымаются из частного владения и объявляются достоянием (собственностью) народа».
Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан отчислять от своего заработка 10%, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», – 100 руб. в месяц. Таким образом женщина оказывалась своеобразным движимым имуществом, не имела права на выбор, а обязана была удовлетворять потребности мужчин. Исследования показали, что за этим декретом не стояли ни анархисты, ни большевики: документ был плодом творчества жителя Самары М. Уварова. Но в качестве «страшилки» псевдодекрет быстро распространился по стране, с целью обличения большевизма постоянно перепечатывался в эмигрантской и зарубежной прессе и стал своеобразным символом эпохи.
Большевистские планы ликвидации традиционной семьи не реализовались — к 1930-м годам руководство страны отказалось от самых радикальных шагов и, наоборот, взяло курс на укрепление привычных семейных моделей. Однако нельзя сказать, что задуманный ими путь преобразований был тупиковым: многие шаги молодой Советской республики в области социальной политики — декретные отпуска, законодательная поддержка матерей, развитие медицинской помощи и т.д. — не только облегчили жизнь внутри страны, но и стали поводом для реформ в других странах.
Использованная литература:
Быстров А.А. Концепция семьи: марксизм и советская социологическая школа / Социс. — 2006. — №11.
Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930-е гг. СПб. : Нева, 1999.
Цинченко Г. М. Политика в отношении семьи в первые годы советской власти // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Серия: Социальные науки. 2015. №1 (37).
Циткилов П.Я. Семейная политика в советской России в период революции и гражданской войны (1917-1920 гг. ) // Вестник ННГУ. 2017. №5.
