«Мои родные — часть моей сущности»
Галина Юзефович сегодня известна не только как автор обзоров и статей, посвященных новинкам книжного рынка. Она также автор книг («Удивительные приключения рыбы-лоцмана: 150 000 слов о литературе» и «О чем говорят бестселлеры. Как все устроено в книжном мире»), обозреватель интернет-издания «Медуза», ведущая подкаста «Книжный базар» и youtube-канала, где беседует с известными артистами, режиссерами и писателями. Насколько уклад семьи определил будущее девочки, воспитанной двумя писателями, и в чем секрет живучести такого литературного жанра, как семейная сага, — в интервью с Галиной Юзефович.
— Если обратиться к литературе XIX – начала XX веков, то создается впечатление, что тогда очень большое значение уделяли семейственности. Мне кажется, что для современной литературы нехарактерно столь повышенное внимание к генеалогии как таковой и глубоким обращениям к далекому семейному прошлому. Так ли это?
— Нет, абсолютно! Мне кажется, что семейная сага сегодня, да и всегда — один из самых популярных жанров. История нескольких поколений, переплетение судеб, понимание, что откуда берется — это одна из магистральных тем всей современной литературы. Я бы даже сказала, что сегодня она звучит более весомо, чем во времена Достоевского и Толстого. Все бесконечно воспроизводят этот паттерн в разных вариантах и в России, и за рубежом. Могу навскидку перечислить, к примеру, «Женщины Лазаря» Марины Степновой, почти вся проза Людмилы Улицкой, «Учитель Дымов» и «Хоровод воды» Сергея Кузнецова. Или, например, самая успешная и продаваемая книга в Швеции в прошлом году — это Нина Вяха «Завещание», абсолютно классическая роскошная семейная сага. Словом, это общемировая тенденция — интерес к жанру семейного романа.
— Галина, давайте обратимся к вашей семье. Сегодня ваши родители — и мама Анна Бердичевская, и отец Леонид Юзефович — довольно известные литераторы. Хотя, когда вы были маленькой девочкой, их произведения еще не были изданы. Был ли в семье какой-то особый уклад, который впоследствии повлиял на то, что вы стали человеком литературы? Был ли в вашей семье особый пиетет по отношению к книгам и чтению?
— Я думаю, да. Я росла в окружении книг и, конечно, это связано с тем, что мои родители — в широком смысле слова гуманитарии. Мама работала журналисткой сначала в газете «Звезда», потом в газете «Пермь вечерняя», папа преподавал историю в школе № 9.
Мать — Анна Бердичевская, прозаик, поэт и сценарист, член русского ПЕН-Центра. Автор книг «Моленое дитятко», «КРУК», «Аркашины враки» и других. Лауреат премии журнала «Урал» и премии имени Исаака Бабеля. Анна Бердичевская родилась 7 октября 1948 года в городе Соликамске Пермской области в одном из лагерей Усольлага. Ее мать, художница Галина Михайловна Бердичевская, была арестована беременной и осуждена по 58-й статье, п.10 («Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти») на пять лет заключения. Детство проходило сначала в детской зоне лагеря, затем — в детских домах.
Отец — Леонид Юзефович, писатель, сценарист и историк, кандидат исторических наук. Автор детективных и исторических романов «Казароза», «Журавли и карлики», «Зимняя дорога» и других. Лауреат премий «Большая книга» и «Национальный бестселлер». Леонид Юзефович родился в 1947 году в Москве, но детство и юность прожил в поселке Мотовилиха в Перми, где всю жизнь работал его отчим Абрам Давидович Юзефович — сначала начальником ствольного цеха, а затем главным технологом Мотовилихинского пушечного завода. Мать Леонида Юзефовича Галина Владимировна Шеншева (1921—2006) происходила из семьи ассимилированных евреев (ее дед был владельцем книжного магазина и издательства в Кронштадте, мать — выпускница мелитопольской гимназии), с 1943 года служила фронтовым врачом, после войны — врачом в лагере для военнопленных.
Но я бы сказала, что в значительной степени мой интерес к книгам является продуктом не столько семейного воспитания, сколько моей поколенческой принадлежности. Дело в том, что я отношусь к тому поколению, для которого некая литературоцентричность была абсолютно естественной. Не так давно я читала совершенно замечательную биографию писателя и геолога Олега Куваева. И вот из этой биографии, помимо интереснейших сведений о самом Куваеве, можно восстановить некоторые вещи, которые сегодня выглядят довольно неожиданно. Например, авторы Алексей Коровашко и Василий Авченко пишут, что среди геологов на Колыме было совершенно немыслимо не читать и более того — не писать стихов. Все геологи были фанатичные читатели и писатели стихов. В газете «Колымский рабочий» каждую неделю выходили рассказы, а сам тираж газеты исчислялся десятками тысяч экземпляров — мы сегодня не можем себе такого представить. Литература в позднее советское время была очень глубоко укоренена в повседневной жизни, то есть среди обычной нормальной интеллигенции чтение занимало несравненно более важное место, чем оно занимает сегодня.
Так что можно сказать, что моя профессиональная принадлежность — это в первую очередь результат принадлежности моих родителей к этой литературоцентричной, книгоцентричной среде. Все читали, и мне кажется, что практически невозможно было избежать этого интереса к книгам, потому что банально не было других развлечений, не было других каналов связи с миром, не было других способов получения информации, причем самой разной, далеко не обязательно практической. Откуда девочка моего поколения могла узнать о любви и сексе? Из книжек. Точно так же об отношениях, о дружбе, о каких-то более абстрактных вещах — о Боге, например. Мы обо всем узнавали из книг. Я бы сказала, что этот семейный, социальный уклад я, что называется, сохранила и приумножила. Ничего уникального и особенно экзотического в этом, конечно же, нет. Почти все семьи в советское время с образованными, интеллигентными родителями жили таким образом.
— В вашей семье родители рассказывали о своих предках, о своем происхождении? Можете ли вы сейчас с легкостью рассказать о том, кто были ваши дедушка и бабушка, например?
— Дедушки и бабушки в моей жизни довольно активно присутствовали, по крайней мере, с отцовской стороны. Мамина мама умерла, к сожалению, до моего рождения, я с ней не была знакома, но я про нее очень много знаю. Да, конечно, для нас семейная преемственность была очень важна. Я могу подробно рассказывать о семьях моих прадедов, прабабок и даже немножко дальше тоже кое-что знаю. Мне кажется, что это было всегда. Истории о каких-то родственниках по всем линиям присутствовали в повседневном обиходе. Я всегда про них знала, мы вместе смотрели фотоальбомы — это был важный элемент семейной идентичности.
— Расскажите историю какого-нибудь близкого родственника, которая вас особенно поразила?
— У моего прадеда со стороны папиной мамы была родная сестра, которую звали Белла Георгиевна Казароза. Это был ее сценический псевдоним, на самом деле ее фамилия была Шеншева. Она была певицей, актрисой, играла в театре у Мейерхольда — характерный персонаж богемы Серебряного века. Она умерла довольно рано, в 1928 году покончила с собой. После ее смерти ее муж женился на Ольге Книппер-Чеховой. Мой прадед работал в советском торгпредстве в Швеции, поэтому моя бабушка и ее брат много лет прожили в Швеции. Когда они вернулись в Москву в 30-е годы ХХ века, они ходили во МХАТ бесплатно и на лучшие места, потому что их проводила на спектакли сама Книппер-Чехова, которая говорила: «Это мои родственники со стороны мужа». Понятно, что никакими родственниками они не были, они были исключительно родственниками покойной жены мужа Ольги Книппер-Чеховой, но тем не менее. Вот такие прекрасные семейные связи!
— История вашей мамы, насколько мне известно, довольно драматичная и сложная. Она родилась в Усольлаге.
— Да, это правда. Мамин отец никогда в нашей жизни не фигурировал. Собственно говоря, мою бабушку отправили в лагерь по очередному идиотскому сталинскому обвинению, когда она была беременна моей мамой. Когда она вышла из лагеря через пять лет, мамин биологический отец больше никак себя не проявлял, они никогда не общались, и мы ничего о нем не знаем. Но я довольно много знаю о корнях мамы со стороны ее мамы, моей бабушки Галины Михайловны. Хотя я ее никогда не видела (она умерла до моего рождения), она всегда присутствовала в маминых рассказах — и ее мама, и даже ее бабушка. Все эти люди для меня абсолютно родные, я их воспринимаю как важную часть моей сущности.
— Когда родители рассказывали историю своих предков, вы чувствовали какие-то близкие вам личностные совпадения, или это по умолчанию родные люди?
— Да, мне кажется, что это скорее по умолчанию. Они всегда присутствовали как часть моей жизни, поэтому мне сложно их от себя отделить. Эта семейная история, которая настолько глубоко во мне прошита, что здесь не нужно никаких дополнительных совпадений, и так все очевидно — они часть меня, я часть их.
— Продолжаете эту историю для своих детей?
— Да, по мере сил, конечно, продолжаю. Мои дети довольно много знают о семейной истории. У меня нет такой специальной практики: «А сейчас мы поговорим о наших предках». И я не могу сказать, что они специально задают вопросы. Это же просто органическая часть жизни: «А что это за вазочка?» А эта вазочка взялась оттуда-то, она принадлежала сестре нашей бабушки, которая погибла в Холокост. «А что это за тетя на фотографии?» — ну и так далее. Какие-то забавные и интересные истории могут всплывать и вспоминаться в ходе разговора.
Например, моя прапрабабушка со стороны мамы прожила невероятно долгую жизнь, родила десятерых детей. Ее взяли замуж безграмотной башкирской девочкой из деревни. Жизнь была сложная, под конец она очень устала, ей казалось, что она в тягость дочерям, и она решила покончить с собой, съев много серы со спичечных головок. Настрогала себе со спичек, накопила и съела. Но поскольку она отличалась крепким здоровьем, ничего этим ей добиться не удалось, кроме проблем с кишечником. Дочки, с которыми она жила, очень сильно ругали ее за это безумство. Эта история у нас в семье многократно рассказывалась как забавная. Конечно, мои дети ее тоже знают. Моя мама им много рассказывает о своем детстве и о своей маме, которую они тоже не застали. Все это часть их жизни.
— Как вы считаете, насколько на жизнь человека влияет его генетика, даже не среда, не образ его жизни, а та пресловутая кровь бабушек-дедушек?
— Честно сказать, я не знаю, как ответить на этот вопрос, мне кажется, что бывает очень по-разному. Помните, как Татьяна Ларина, которая «в семье своей родной казалась девочкой чужой». Такое очень часто бывает. Я бы сказала, что нет какого-то единого правила. Очень часто оказывается, что среда или рано обретенные друзья оказывают даже большее влияние, чем родственники, с которыми ты не был особенно близко связан душевно и эмоционально. Я не думаю, что есть один простой ответ на этот вопрос. В целом, конечно, «кровь не водица», но значимость этой самой крови в разных семьях, в разных ситуациях, для разных людей различна. Кроме того, у нас много разных предков. Помните, как король в «Обыкновенном чуде» говорил: «А вот это сейчас во мне моя двоюродная бабушка проснулась…» В какое-то время мы чувствуем большее родство с одними родственниками, потом вдруг — с другими. Это все плавает на протяжении жизни, оно изменчиво от человека к человеку, и это всегда играет какую-то роль, но никогда нельзя точно определить, где эта роль начинается и где она заканчивается.
