Красное Рождество

После революции, превратившей Российскую империю в Советский Союз, атеизм стал частью официальной идеологии. Борьба с религией и верующими теперь занимала новое правительство не меньше, чем решение экономических проблем. Православное Рождество, как праздник веры, ждали большие изменения. Оно превратилось в Комсомольское Рождество в начале двадцатых годов, было запрещено в их конце и в итоге стало советским Новым годом, который быстро оброс новой мифологией и традициями.

После революции

До революции и Гражданской войны празднование Рождества было большим семейным праздником — и даже праздниками, ведь Святки длились с 25 декабря по 7 января. Веками Рождество обрастало традициями: гуляния, колядования, праздничные обеды, торжественная служба в церкви. В середине девятнадцатого века к ним добавилась и елка. Ее позаимствовали у немецкого населения Санкт-Петербурга дворяне. В какой-то момент она стала центром, без которого праздник был немыслим.

После революции и Гражданской войны Российская империя превратилась в Советский Союз, и новое правительство взяло курс на атеизм. Из церквей начали изымать ценности — иконы, предметы для богослужений. Сопротивление священнослужителей и верующих подавлялось жестокими репрессиями, на протяжении двадцатых годов храмы закрывалась десятками.

В 1918 году власть провозгласила введение нового календаря — на место юлианского летоисчисления пришло григорианское (мы пользуемся им и сейчас). Верующие растерялись: привычная дата Рождества сместилась на 13 суток — с 24 декабря на 7 января. Историк Георгий Князев писал в своем дневнике 1 января 1919 года: «Так и не знали, “праздновать” или нет “новый год”. Некоторые “встречали”, другие будут встречать по старому стилю — “Не хотим по-большевистски”».

В новом календаре остались прежние православные праздники (12 в году), но их даты сместились на 14 дней. Пасха и Рождество до сих пор значились там как нерабочие дни. И, несмотря на то, что в коммунистической стране еще проводились церковные службы, принять религиозность населения новое правительство не могло.

Товарищ Степанов, комсомольцы и Будда на площади

В государстве, где на религиозных традициях строилась повседневная жизнь большинства населения, нельзя было использовать только репрессивные методы. Это могло привести к недовольству новым правительством и волнениям. Чтобы этого избежать, Ленин обращается к идее просвещения, и в 1922 году пишет статью «О значении воинствующего материализма», в которой призывает коммунистов пропагандировать материализм среди народа.

В конце того же 1922 года в газете «Правда» появилась статья Ивана Скворцова-Степанова, члена ЦК, отвечавшего за отучение советских людей от церкви. Он предложил целую программу «Комсомольского Рождества», по образцу карнавалов времен Великой Французской революции. По его задумке по главным улицам городов должны были пройти процессии во главе с идолами богов древних религий — шумерского Мардука, египетского Осириса, индийского Будды, — которых держали бы на руках их «богородицы». Это показало бы, что в Иисусе и богоматери нет ничего оригинального, а значит, и святого. После процессии комсомольцы, красноармейцы и коммунисты должны были прочитать лекции в клубах или на трибунах прямо на улицах, следуя методичкам, которые им прислали из ЦК. Оформить трибуны для докладов следовало в языческой манере.

В то время газеты были местом волеизъявления власти — заметки и статьи, которые выглядели как обращения «рядовых коммунистов» к народу, инициировались правительством и воспринимались как прямое указание к действию. Статья товарища Степанова вышла ближе к концу года. И комсомольские организации быстро приступили к подготовке «Комсомольского Рождества». В программах городов и районных центров были лекции по истории религии, театральные постановки, литературные суды, красные коляды и специально написанные красно-рождественские песни. Но самым важным событием стали карнавалы, подготовленные по советам товарища Степанова.

Комсомольцы выходили на улицы, проводя факельные шествия и шумные представления даже в двадцатиградусный мороз. Обличая религиозность, они обращались не столько к истории религии и идеям материализма, сколько к обличению монархии, православия и капитализма. Комсомольцы рядились в Колчака, Деникина, кулаков, нэпманов, языческих богов. Во время сценок в клубах и на улицах пели песни на святочные мотивы, оскорбляли, судили и «казнили» ряженых в богов и классовых врагов. В газетах появлялись подобные стихи: «…И вот сейчас, когда старухи / Поклоны бьют у алтарей, / Мы молоды! Мы сильны духом / Сожжем небесных всех царей». И чучела небесных царей порой действительно горели на улицах. 

Исследователи расходятся в оценке впечатления, которое это произвело на религиозное население Советского Союза. Кто-то считает, что люди, спешащие в церковь, на праздничный ужин или елку, остались обижены, злы и оскорблены громкими и жесткими антирелигиозными выступлениями. Другие предполагают, что население крупных городов восприняло спокойно эти представления, ведь в русской культуре смех над священным и уважение его уживались друг с другом многие века, а карнавалы напоминали традиционные святки.

Пышное и громкое «Комсомольское Рождество» проводилось до середины двадцатых годов. После 1925-го ЦК сменило направление и призвало коммунистов сконцентрироваться на работе просветительской, уделяя внимание прессе и выпуску брошюр, лекциям и докладам, информирующим лозунгам. Началась плановая антирелигиозная работа, и, наконец, в 1929 году Рождество отменили совсем. 

За окнами, зашторенными одеялами

В том же 1929 году страну перевели на непрерывную рабочую неделю — теперь все работали сменами по пять дней, а выходные были не фиксированы и даже у членов одной семьи могли случаться в разные дни недели. Производства не останавливались, у многих не оставалось времени ни на отдых, ни на встречи с родными, ни на праздники. «Даже не успеваю отдохнуть, не говоря уже о церкви», «В церковь не хожу, так как восемь часов работаю, а остальное время провожу за работой дома», «Свободного времени нет, праздника тоже нет, все время провожу дома», «Церковь не посещаю, не имею времени…» — говорили о себе люди, опрошенные журналом «Безбожник» на рубеже 1929-1930 годов. Религиозных праздников к тому моменту в календаре не осталось.

В то же время Рождество в газетах и официальной пропаганде было названо праздником капитала, потому что его отмечали в Европе и США. Его запрет сопровождался статьями и выступлениями о борьбе с пьянством (якобы сопутствующим празднику) и об охране леса от вырубки елей. Елка, вокруг которой собирались на Рождество, была объявлена «поповским обычаем». Ее обличали в газетах и изданиях для детей.

У людей, привыкших к Рождеству как празднику религиозному или к елке как неотъемлемой части торжества, появлялись свои способы обойти запрет. «В конце декабря и начале января на улицах, где жила интеллигенция, всюду окна плотно занавешивались шторами и одеялами; там тайно справляли ёлку», — вспоминает житель того времени Игорь Дьяконов. Бывало и такое, что некоторые воспитатели в детских садах отваживались тайно проводить елки для детей.

Все атрибуты Рождества постепенно стирались из повседневной жизни советских людей. С введением карточной системы у многих пропала возможность приготовить особенный обед или ужин. Сотрудников коммунистических организаций отправляли на улицы в праздничные дни — наблюдать, нет ли в окнах елок и их огней. Тот, кто попадался за организацией елки, мог лишиться работы или попасть в тюрьму. 

Еще одна газетная заметка и очередь в «Детский мир»

В 1935 году, неожиданно для всех, в газете «Правда» появляется небольшая заметка «Давайте организуем к новому году детям хорошую ёлку!». Она производит настоящую революцию — все детские учреждения СССР оказываются обязанными организовать елки для своих подопечных. Семьи спешно мастерят новогодние украшения, на городских рынках появляются давно исчезнувшие с прилавков елки. «Детский мир» оказывается опоясан очередями из желающих купить елочные игрушки и украшения, которых отчаянно не хватало, ведь в последние годы заводы их не производили.

Но в нынешней елке была особенность, раньше не встречавшаяся, — она называлась советской или новогодней, и никакой рождественской атрибутики на ней не было. Новый год в СССР стал праздником детства, и постепенно обрастал идеологическими мифами: о Ленине, который с детьми встречал Новый год и раздавал подарки, о щедрости советского правительства к детям и детству. Многие дети впервые узнавали от родителей, что такое елка и Новый год. Родители же нежно радовались возвращению привычного обычая.

В следующие годы запрет на празднование рубежа года и елку стал забываться, а праздник стал всенародным. Люди в городах украшали дома и на производствах елки, готовили подарки, созывали гостей и веселились, не подозревая, что ждет их впереди: «У нас встречали Новый, тридцать седьмой год с шуточными стихами, вином, елкой, весельем и глубокой убежденностью: мы живем в прекраснейшем из миров. Новый год олицетворялся самой миниатюрной из наших девочек — Ханкой Ганецкой. Саша (Александр Галич) внес ее на руках, завернутую в одеяло, к пиршественному столу… кто мог предвидеть, что Ханке предстоит пережить смерть мужа, что ее отца и брата расстреляют, мать посадят, а еще через год она сама пойдет по этапу…» — писала Раиса Орлова.