«У меня никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед»

Незаконнорожденный Николай Корнейчуков, человек без отчества, сумел создать себе имя и стал «общим» добрым дедушкой для миллионов советских детей. Анна Марченко рассказывает, как сын прачки оказался в Лондоне, как ревновал свои критические статьи к детским стихам и как стремился быть хорошим отцом для своих сыновей и дочерей.

«Мне казалось, что быть байструком чудовищно»

Юноша из богатой одесской семьи Эммануил Левенсон влюбился в красавицу Катерину — чернобровую дивчину, которая служила в их доме горничной, и, уезжая учиться в Петербург, взял ее с собой. Вскоре у них родилась дочь Маруся, еще через три года — сын Коля. Брак не был освящен церковью, а в подобных случаях считалось, что отца не существует: дети записывались на фамилию матери, а отчество получали по имени крестившего их батюшки. Так появился на свет Николай

Корнейчуков — будущий знаменитый писатель Корней Чуковский.

Родители Эммануила Левенсона закрывали глаза на личную жизнь сына, пока он учился, но спустя несколько лет решили, что пришла пора остепениться и жениться на подходящей невесте, девушке своего круга и вероисповедания. Молодой человек не смел их ослушаться — в семье были строгие правила. Искренне любя свою гражданскую жену и детей, он оставил их в угоду родителям — в те времена сословные и религиозные предрассудки играли не последнюю роль.

Оставшись одна с трехлетним Колей и шестилетней Марусей, Екатерина Корнейчукова вернулась из холодного Петербурга в Одессу, где было теплее и сытнее, легче прокормить детей и найти работу. Она всегда отлично шила и вышивала и устроилась швеей. Отец детей поначалу присылал деньги, но потом перестал, а когда Коля заболел скарлатиной, на визиты врачей и лекарства ушли все сбережения. Екатерине Осиповне пришлось искать дополнительный заработок, и она стала брать стирку на дом. Эта высокая и статная женщина всегда держалась со спокойным достоинством, по выходным надевала шляпку и перчатки, как настоящая барыня, и даже родной брат обращался к ней по имени-отчеству.

Стараниями Екатерины Осиповны бедная комната во флигеле превратилась в уютный дом: «Комната была небольшая, но очень нарядная, в ней было много занавесок, цветов, полотенец, расшитых узорами, и все это сверкало чистотой, так как чистоту моя мама любила до страсти и отдавала ей всю свою украинскую душу», — напишет Чуковский в автобиографической повести «Серебряный герб».

Несмотря на внешне достойную жизнь, Маруся и Коля были глубоко несчастны. Над ними тяготела постыдная тайна — в те времена рождение детей в гражданском браке считалось почти проклятием. «У нас это называлось ужасным словом «байструк» (bastard), — вспоминал уже взрослый писатель в своем дневнике. — Мне казалось, что быть байструком чудовищно, что я единственный — незаконный, что все остальные на свете — законные, что все у меня за спиной перешептываются и что когда я показываю кому-нибудь (дворнику, швейцару) свои документы, все внутренне начинают плевать на меня. /…/ Когда дети говорили о своих отцах, дедах, бабках, я только краснел, мялся, лгал, путал. У меня ведь никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед».

Сестра Маруся принесла домой аттестат с отличием… и спрятала его в дальний ящик стола. Там было написано, что «дочь девицы Корнейчуковой» Мария (без отчества) Корнейчукова «оказала отличные успехи». Все понимали, что с таким позорным клеймом ни в одно приличное место не возьмут.

Коля особенно страдал в 16-17 лет, когда молодых людей начинали звать по имени-отчеству, как было принято в ту эпоху. «Николай… как вас по батюшке? А чем занимается ваш отец? Как это его нет?» — подобные вопросы заставляли юношу мучительно краснеть. «Помню, как клоунски я просил всех даже при первом знакомстве — уже усатый — «зовите меня просто Колей», «а я Коля» и т.д. Это казалось шутовством, но это была боль. И отсюда завелась привычка мешать боль, шутовство и ложь — никогда не показывать людям себя», — с горечью вспоминал уже сорокалетний писатель.

«Молодой журналист, мнение которого парадоксально, но очень интересно»

В гимназии Коля Корнейчуков, живой, непоседливый и очень умный мальчик, постоянно изобретал такие шалости, к которым учителя не привыкли. Например, услышав на уроке русского языка, что слово «отнюдь» устарело и вышло из употребления, Коля подговорил своих друзей, и они начали вставлять отжившее слово в каждую реплику, отвечая на любой вопрос учителя, так что невозможно стало серьезно заниматься. В 16 лет Николая исключили из гимназии, придравшись к его очередной выходке.

Тогда юноша неожиданно проявил силу характера: составил для себя строгое расписание занятий и неукоснительно ему следовал, чтобы сдать экзамены за гимназический курс экстерном, а кроме того, изучал по старинному самоучителю английский язык и читал философскую литературу. Ради заработка он брался за любой труд — давал уроки и даже расклеивал афиши и нанимался в бригаду маляров, — но все-таки мечтал когда-нибудь стать настоящим литератором. Читая книги, будущий писатель составлял собственное мнение по обсуждаемому вопросу и излагал его в письменном виде — на обороте афиш, потому что другой бумаги не было. Однажды к нему пришел приятель детства, ставший сотрудником газеты «Одесские новости», и, послушав отрывки из «сумасшедшей книги», как отзывался о своих записях сам Николай, сказал: «А знаешь, вот эту главу об искусстве вполне можно напечатать!»

И вот в ноябрьском номере «Одесских новостей» за 1901 год была опубликована первая статья Николая Корнейчукова под названием «К вечно юному вопросу». Молодой человек не захотел подписывать ее своим именем, стремясь избежать очередных кривотолков, и придумал псевдоним, разбив фамилию на две части. Под статьей 19-летнего автора впервые стояло имя, приобретшее впоследствии мировую славу: Корней Чуковский.

«Молодой журналист, мнение которого парадоксально, но очень интересно» — так охарактеризовала газета своего нового постоянного автора. Спустя полтора года, видя успех статей Чуковского у публики, редакция предложила ему поездку в Лондон в качестве собственного корреспондента.

Накануне отъезда 21-летний автор обвенчался с давно любимой девушкой — они каждый день проводили вместе за чтением книг, прогулками и разговорами. Почувствовав, что не выдержат долгой разлуки, молодые люди решили пожениться и ехать вместе, несмотря на отсутствие денег. В течение полувека Мария Борисовна была верным другом и соратником своему мужу и матерью четверых детей.

Английский корреспондент

Молодые отправились в путь налегке — все их небогатые вещи поместились в один чемодан. Каково же было их отчаяние, когда в поезде этот чемодан украли! Явился английский полисмен, и Чуковский ринулся объяснять ему обстоятельства дела, гордясь самостоятельно выученным языком (он даже читал Диккенса в оригинале). Однако служитель закона не мог понять ни слова: идеально владея грамматикой, Чуковский не имел представления о произношении. Догадавшись, в чем дело, молодой журналист схватил блокнот и быстро изложил ситуацию письменно. Вор был найден, и справедливость восторжествовала.

В Лондоне Чуковский был совершенно счастлив — новая страна, культура, люди, масса интересных мероприятий, о которых он писал отчеты в «Одесские новости». А еще — возможность заниматься в бесплатном читальном зале Британского музея. Несмотря на столь насыщенный образ жизни, Чуковский вспоминал впоследствии: «Я был в Англии и ничего не видел, потому что рядом была любимая женщина».

Вскоре выяснилось, что Мария ждет ребенка. Газета, обещавшая своему корреспонденту большие гонорары, платила все меньше и меньше. Через несколько месяцев полуголодной жизни молодая пара вынуждена была вернуться в Одессу, где родился их старший сын Николай, а спустя еще некоторое время они переехали в Петербург. Чуковский всегда мечтал вернуться в город, где он родился.

Литературная критика и «Крокодил»

И вот мечты Чуковского сбылись: он в родном городе и живет литературным трудом. Но до знакомого нам образа дедушки Корнея, который сидит за столом и пишет детские стихи, еще очень далеко! Молодой Чуковский, высокий и худощавый, бегает по редакциям, его рабочий стол завален кипами бумаг, а известен он прежде всего как автор литературно-критических статей. Отдельными брошюрами и книгами выходят его работы о Некрасове, Чехове, Блоке, Горьком, Маяковском. Чуковский-критик обращается к читателю не с академической ученой речью, а на простом разговорном языке, и рассказывает о великих писателях как о живых людях с достоинствами и недостатками. Именно литературную критику Чуковский считал своим главным делом и отдавал ей все силы, — а первая детская сказка «Крокодил» была сочинена в буквальном смысле слова на ходу, под стук колес, чтобы помочь сыну Коле скоротать дорогу в поезде. «Я тайно ревную себя к своим детским книгам, — шутливо жаловался Чуковский. — Я считаю, что моя книга о Блоке лучше «Крокодила», а о Горьком — лучше «Мойдодыра».

В то время Чуковский подходит к вопросу о том, как надо писать для детей, с научной точки зрения. Он издает брошюру «Матерям о детских журналах», в которой развивает мысль об особенной детской психологии, и в подтверждение своей идеи просит читательниц присылать ему смешные или необычные высказывания детей. С этого момента в 1911 году и вплоть до самой смерти Чуковскому приходили горы писем с рассказами о детях, легшие в основу знаменитой книги «От двух до пяти».

Коля, Лида, Боба и Мурочка

Семья Чуковских росла — в 1917 году Корней Иванович поменял документы и сделал псевдоним официальной фамилией для всей семьи, а его дети получили отчество Корнеевичи. Вслед за Колей родились Лида и Боба (Борис). Детство их прошло в Куоккале, поселке на берегу Финского залива, где семья купила дом при помощи знаменитого художника Репина, который жил по соседству и одолжил им крупную сумму.

Выросший без отца и отчаянно страдавший от этого, Корней Иванович стремился создать для своих детей такое детство, которого ему самому не хватало, и стать для них любящим и внимательным отцом. Любящим в понимании Чуковского вовсе не означало балующим — он бывал строг и приучал детей не тратить время даром. Они часто и помногу вместе гуляли, но на прогулке отец учил с детьми английские слова или знакомил с мировой поэзией, читая стихи под шум волн. Полет фантазии Чуковский считал не менее важной умственной деятельностью, и порой удерживал младших детей, чтобы они не мешали старшему брату, стоявшему в одиночестве не берегу моря: «Не трогайте Колю, он мечтает!»

Коля мечтал не зря — он станет автором книг про отважных капитанов и приключения в таинственных морях: «Путешествие капитана Крузенштерна», «Один среди людоедов», «Разноцветные моря». Наибольшую известность принес ему роман «Балтийское небо» — о летчиках, защищавших блокадный Ленинград. Кроме того, в переводах Николая Чуковского и его жены Марины вышли многие рассказы Конан Дойля о Шерлоке Холмсе.

Лидия Корнеевна Чуковская тоже стала писательницей: ей принадлежат повести «Софья Петровна» и «Спуск под воду» — о страшных временах репрессий и памяти о них, «Записки об Анне Ахматовой», с которой Чуковская была дружна много лет, а также множество литературно-критических статей. К сожалению, они мало известны широкому читателю — за свою правозащитную деятельность (в частности, за помощь Александру Солженицыну и Иосифу Бродскому в 1960-1970-е годы) Лидия Чуковская долгое время была лишена возможности печататься, ее имя советская цензура вычеркивала даже из дневников ее отца при их публикации.

Огромным горем для семьи Чуковских стала гибель младших детей. Младшая дочка Мурочка родилась в 1920 году в голодном Петрограде, была слабой и болезненной. Многие стихи Чуковского написаны специально для любимой дочки: все мы помним историю про «бяку-закаляку кусачую» («Дали Мурочке тетрадь, стала Мура рисовать…»), сказку про Чудо-дерево («Мура туфельку снимала, в огороде закопала…») или шуточную загадку про «Машеньку, Марусеньку, Мурочку и Манечку». В одиннадцать лет умная, тонко чувствующая поэзию и музыку девочка умерла от костного туберкулеза. А сын Борис погиб на фронте в самом начале Великой Отечественной войны.

Хранительница архива

В год смерти Мурочки у Лидии Корнеевны родилась дочь — Люша, как ее звали в семье. Елена Цезаревна Чуковская получила химическое образование и много лет работала по специальности, одновременно помогая матери и деду в литературных делах. Позже она полностью отдала себя работе с семейными архивами и подготовила к печати знаменитую «Чукоккалу» (рукописный альманах с автографами Репина, Куприна, Маяковского, Шаляпина, Блока), несколько книг Лидии Корнеевны, а главное — «Дневники» Чуковского, которые он вел с 1901 по 1969 год, на протяжении почти всей своей жизни. Стараниями Елены Цезаревны был создан и Дом-музей Чуковского в Переделкино, работающий по сей день.

«В России надо жить долго, тогда что-нибудь получится», — говорил Чуковский. Сам он прожил 87 лет, Лидия Корнеевна — почти 89, Елена Цезаревна — 83. Детские и взрослые стихи, переводы из Марка Твена, Киплинга, Дефо, Уитмена, увлекательные романы, глубокие повести, литературоведческие работы, критические статьи, воспоминания, дневники, открытые публицистические письма — все это принесла русской литературе семья Чуковских.

Литература:

Лукьянова И.В. Корней Чуковский (серия ЖЗЛ). М., Молодая гвардия, 2006.

Чуковский К.И. Серебряный герб (любое издание).

Чуковский К.И. Дневник. 1901-1969. В 3-х томах. Сост., подг. текста и комм. Е.Ц.Чуковской. М., ПРОЗАиК, 2011.