Исследование фамилий предков, которые происходили «из духовного звания»

Начать разговор о фамилиях духовенства следует с того, что они являются искусственными по своей природе, в отличие от фамилий многих других сословий, которые являются трансформированными прозвищами родоначальников той или иной семьи. Для исследователя семейной истории этот факт является ключевым с той точки зрения, что именно в отношении родоначальника из духовного звания при достаточном уровне сохранности архивных документов можно установить, когда, где и при каких обстоятельствах появилась его фамилия.

Если взглянуть на историческую перспективу и попытаться проанализировать предпосылки возникновения фамилий у духовенства, можно прийти к выводу, что фамилии у лиц духовного звания стали появляться одновременно с ростом числа духовных учебных заведений – то есть во второй половине XVIII – начале XIX веков. Действительно, именно в стенах учебного заведения руководству и преподавательскому составу требовалось различать большое количество воспитанников единого сословия, в то время как «в миру» фамилия священнослужителя даже в наши дни не является обязательной как в речи, так и в деловой переписке – ведь мы по-прежнему называем священнослужителя преимущественно по имени, при необходимости прибавляя сведения о его духовном сане и приходе, после чего собеседник однозначно понимает, о ком идет речь, без всякого указания на фамилию.

Именно духовные училища и семинарии стали кузницей прозваний, называемых теперь «семинарскими» фамилиями. Разберем некоторые их особенности. Согласно распространенной среди семинаристов шутке, фамилии лицам духовного звания давали преимущественно «по церквам, по цветам, по камням, по скотам и яко восхощет Его Преосвященство», а морфологически многие из них (впрочем, далеко не все, что будет видно из дальнейшего рассказа) имели важную особенность: окончания на аристократическое -ский или -цкий. Последний факт исследователь Е.П. Карнович в своей книге¹ объясняет тем, что духовное образование в России строилось по польско-латинскому образцу, главными же просветителями в первых семинариях были выходцы из Малороссии и Польши, вследствие чего фамилии воспитанникам с самого начала давались по малороссийским образцам, что со временем стало традицией. Стоит заметить, что и в среде русского дворянства фамилии на -ский/-цкий появились преимущественно благодаря обрусевшим представителям польской шляхты.

Значительная часть семинарских фамилий была образована от греческих и латинских слов, причем от латинских, по вышеназванным причинам, гораздо чаще. Здесь следует понимать, что особенностью духовного образования было изучение латинского и греческого языков с первых классов духовного училища, и для выпускников семинарий, владеющих этими языками на порядочном уровне, инородные слова в составе собственных фамилий казались показателем образованности, не являясь при этом настолько вычурными, насколько они нам кажутся таковыми в настоящее время. Одновременно с этим в училищах и семинариях преподавались Закон Божий, священная история, философия, география и многие другие предметы, также служившие неиссякаемым источником для создания новых фамилий. Так, историк В.В. Шереметевский в статье о фамилиях духовенства писал: «Обычай произвольно присваивать ученикам мудреные иностранные фамилии господствовал среди духовенства до половины XIX века, и за это время составился изрядный набор так называемых духовных фамилий, нередко с трудом поддающихся толкованию. С одной стороны, эти фамилии по их замысловатости часто перевираются и подвергаются опечаткам, с другой стороны, объяснения их надо искать в дебрях запутанных библейских родословий, в именах забытых ученых и учебных авторитетов и героев не читаемых ныне литературных произведений, в особенностях бурсацкого жаргона и эпизодах бурсацкой жизни, неизвестных теперь даже тем, которые носят эти фамилии и по справедливости иногда тяготятся ими»².

При анализе происхождения фамилий духовного звания следует понимать два периода в процессе их становления. До 1846 года в среде духовенства наследование фамилии не было обязательным, вследствие чего при поступлении в духовное училище можно было получить фамилию, отличную от фамилии отца и братьев, даже при наличии у них таковой. Рассмотрим несколько сохранившихся в печати примеров, чтобы проследить разные варианты логики появления таких прозваний. 

Церковный историк, академик Е.Е. Голубинский вспоминал: «Дедушка, отцов отец, прозывался Беляевым, а отцу, в честь какого-то своего хорошего знакомого, представлявшего из себя маленькую знаменитость, дал фамилию Пескова. Но отцу фамилия Песков не нравилась (подозреваю, потому, что, учившись в училище и семинарии очень не бойко, он слыхал от учителей комплимент, что у тебя-де, брат, голова набита песком), и он хотел дать мне новую фамилию, и именно – фамилию какого-нибудь знаменитого в духовном мире человека. Бывало, зимним вечером ляжем с отцом на печь сумерничать, и он начнет перебирать: Голубинский, Делицин (который был известен как цензор духовных книг), Терновский (разумел отец знаменитого в свое время законоучителя Московского университета, доктора богословия единственного после митроп. Филарета), Павский, Сахаров (разумел отец нашего костромича и своего сверстника Евгения Сахарова, бывшего ректором Московской Духовной Академии и скончавшегося в сане епископа симбирского…), заканчивая свое перечисление вопросом ко мне: «…какая фамилия тебе более нравится?» После долгого раздумывания отец остановился наконец на фамилии Голубинский…»³.

В романе В.Н. Кривцова «Отец Иакинф» можно встретить пример присвоения ученикам фамилий в Казанской духовной семинарии: «Было их с полсотни новичков, зачисленных в первый информаторический класс. Согнали всех в пустую мрачную залу. То были все больше сыновья сельских священников, дьяконов, дьячков и псаломщиков. Доставленные в Казань из дальних приходов, мальчишки испуганно жались к стене. Вошли ректор, префект и наставник информатории с классным журналом под мышкой. Тучный архимандрит тыкал посохом в грудь выстроившихся перед ним новичков и спрашивал: «Фамилие?.. Фамилие?..» Те в замешательстве молчали. Ни у одного не оказалось нужного для семинарских ведомостей фамильного прозвания. Ректор шел вдоль строя и, почти не задумываясь, нарекал бесфамильных поповичей и пономарят Знаменскими и Рождественскими, Спасопреображенскими и Богоявленскими, Полимпсестовыми и Касандровыми… Когда дошел черед до Никиты, тот бойко отрапортовал: «Никита, села Бичурина, церкви Воскресенской, священника Иакова сын…» Но один Воскресенский в классе только что появился, запас фамилий у ректора, видно, поиссяк, и Никиту записали по отцовскому селу – Бичуринским (уже в последних классах он отсек от фамилии окончание и стал Бичуриным)»⁴.

Профессор Санкт-Петербургской духовной академии Д.И. Ростиславов в своих записках рассказывал: «Духовные лица, отдавая детей своих в училище, давали им такие фамилии или прозвища, которые почему-либо им нравились. Люди простые, не изобретательные, не ученые, брали в этом случае во внимание: название села, храмовые праздники, звание отца, имя отца или деда. Обучавшиеся в семинариях и вообще обнаружившие притязание на ученость или остроумие, давали фамилии своим детям, сообразуясь или с теми качествами, которые в них замечались, или с теми надеждами, которые на них рассчитывали. …Тут, впрочем, очень любили фамилии, составленные из двух слов, особенно те, в которых входили слова Бог, добро и благо. …Но русский язык казался для многих недостаточным, или, может быть, надобно было блеснуть знанием латинского или греческого языков. …Само начальство не хотело тоже не заявить своего участия в этом деле; иные потому что отцы им самим предоставляли дать прозвание сыновьям, а другие даже отнимали у отцов право на это. В этом отношении замечателен был смотритель Скопинского училища Илья Россов. Для фамилий учеников он пользовался всеми науками, особенно естественными и историей: у него были Орловы, Соловьевы, Волковы, Лисицыны, Алмазовы, Изумрудовы, Румянцевы, Суворовы. Однажды он вздумал отличиться перед правлением семинарии и обратить его внимание на свою изобретательность. Он прислал списки, в которых ученики внесены были, так сказать, отдельными группами, по свойству своих фамилий, т.е. писались к ряду Румянцевы, Суворовы, Кутузовы, потом Орловы, Соловьевы, Птицыны, далее Волковы, Лисицыны, Куницыны. …Многие отцы-ректора, академисты, магистры любили остроумничать по части фамилий. Если им почему-то не нравился какой-либо ученик, то они переменяли его фамилию и давали другую, которая казалась им лучше. Этой затейливостью отличался ректор рязанской семинарии Илиодор»⁵.

Н.С. Лесков в романе «Некуда» от имени дьякона Александровского так писал об образовании духовных фамилий: «Я ведь вот вам сейчас могу рассказать, как у нас происходят фамилии, так вы и поймете, что это может быть. У нас это на шесть категорий подразделяется. Первое, теперь фамилии по праздникам: Рождественский, Благовещенский, Богоявленский; второе, по высоким свойствам духа: Любомудров, Остромысленский; третье, по древним мужам: Демосфенов, Мильтиадский, Платонов; четвертое, по латинским качествам: Сапиентов, Аморов; пятое, по помещикам: помещик села, положим, Говоров, дьячок сына назовет Говоровский; помещик будет Красин, ну дьячков сын Красинский. Вот наша помещица была Александрова, я, в честь ее, Александровский. А то, шестое, уж по владычней милости: Мольеров, Расинов, Мильтонов, Боссюэтов. Так и Дюмафис. Ничего тут нет удивительного. Просто по владычней милости фамилия, в честь французскому писателю, да и все тут»⁶.

В «Записках сельского священника» неназванным автором была приведена история из быта Саратовского духовного училища 1835 года: «Несколько сот учеников толпилось на дворе… Некоторые из новичков, прижавшись к стенке, с клочком бумажки в руках, заучивали свою фамилию. У нас, духовных, как известно уже всем, фамилии есть забавные. Откуда они взялись? Это было так: привозит какой-нибудь отец своего мальца в училище, ставит на квартиру, непременно в артель. В артельной квартире непременно уже господствует какой-нибудь великан-синтаксист, лет 10 трудящийся над латинскими и греческими спряжениями. Иногда таких господ собиралось и по несколько на одной квартире. Отец обращается к какому-нибудь и спрашивает: какую бы, милостивый государь, дать фамилию моему парнишке? Тот в это время долбил: типто, типтис, типти… Какую фамилию дать?!.. Типтов! Другой, такой же атлет, сидит в это время где-нибудь верхом на коньке сеновала или погребицы и долбит: diligenter – прилежно, male – худо… Слышит, о чем спрашивают, и орет: «Нет, нет! Дай своему сыну прозвание Дилигентеров, слышишь: Дилигентеров!» Третий … сидит верхом на заборе и орет урок из географии: Амстердам, Гарлем, Сардам, Гага… «Нет, нет, ‒ перебивает, ‒ дай прозвище сыну Амстердамов!» Сбегаются все, делается совет, т.е. крик, ругань и иногда с зуботрещинами, и чья возьмет, того фамилия и останется. Дикий малец не может и выговорить-то, как его окрестили… Ему пишут на бумажку, и он ходит и заучивает иногда, право, чуть не месяц. С месяц, по крайней мере, было, что спроси кого-нибудь учитель, и человек десять бросятся в карманы за запиской, чтобы справиться, не его ли вызывают…»⁷.

Осенью 1846 года во все духовные училища был доведен циркулярный приказ Священного Синода, запрещающий давать ученикам фамилии, отличные от фамилии их отцов. По-видимому, обсуждение уместности такого правила активно происходило и ранее, поскольку в документах училищ Костромской епархии, например, было обнаружено указание от февраля 1846 года, согласно которому смотрителям предписывалось «поставить в непременное правило при приеме в училища детей духовного звания давать им фамилии отцов их, а если же отцы не имеют собственных так называемых фамилий, то давать таковым детям фамилии по отчеству их отцов». Такое распоряжение было мотивировано сложностью определения родства между детьми одних родителей и возникающими в связи с этим долгими бюрократическими процедурами по наведению справок об их происхождении. Действительно, анализируя архивные фонды духовных училищ второй половины XIX века, можно заметить единообразие в фамилиях учащихся и их отцов, обязательно указываемых в свидетельстве об окончании училища. Автор статьи о Солигаличском духовном училище в 1891 году вспоминал, что «после 1846 года было возбуждено множество ходатайств о перемене данных раньше фамилий, так как они были иногда не только странны и несвойственны духовному сану, но и неприличны к произношению, возбуждали смех в посторонних и стыд в носителях их»⁸.

Таким образом, обстоятельства и принципы образования фамилий у лиц духовного звания были самыми различными и зависели от множества факторов, которые тем не менее часто можно выяснить с достаточно высокой точностью, углубившись в историю конкретного рода. При изучении вопроса о возникновении фамилии не стоит забывать о таком источнике, как раздел «Фамилии» на портале Familio – вполне возможно, что специалистами проекта уже выполнены соответствующие изыскания, и на базе их обобщенной информации о фамилии будет гораздо легче выстроить траекторию собственных поисков. Кроме того, существует возможность заказать фамильный диплом, для которого профессионалы ономастики (науки об изучении личных имен) подберут и представят в удобном формате научные данные о фамилии из открытых источников.

Исследуя собственную родословную, сопоставив информацию
из архивных документов и справочников, я установил, что первым в нашем роду фамилию Высотский получил старший брат моего пра-пра-пра-прадеда, поступивший учиться в Костромское духовное училище в 1825 году. Чуть подробнее об этом я рассказывал пару лет назад в интервью для Familio.Media.

В качестве примера хочется пошагово описать успешный случай исследования происхождения «семинарской» фамилии. Задача стояла следующая: в ходе изучения одной из боковых родословных ветвей понять, каким образом династия учителей и преподавателей родом из Юрьевецкого уезда Костромской губернии (ныне Родниковского района Ивановской области) получила фамилию Перовские, став однофамильцами знаменитого дворянского рода. В качестве гипотез возникали как возможное родство с представителями аристократии, так и служба предков в имениях Перовских, попечительство кого-либо из них над связанными с жизнью рода учреждениями или личное знакомство, – но ни одна из них не подтвердилась по открытым источникам, что располагало к проведению полноценного исследования.

Конечно же, первым этапом в изучении вопроса стали несколько интервью со старшими родственниками, которые поделились ценной информацией и показали сохранившиеся документы. Из них стало ясно, что отец родоначальника этой педагогической династии, земского учителя Василия Ивановича Перовского, был священнослужителем. При помощи дореволюционных справочников и современных таблиц, созданных многоуважаемой исследовательницей костромского духовенства Г.В. Брезгиной, было выяснено имя и последнее место служения искомого лица – им оказался Иван Егорович Перовский, священник Платоновской церкви села Велизанец Кинешемского уезда Костромской губернии.

С использованием электронного читального зала Государственного архива Костромской области и справочника со сведениями о церквях Костромской епархии⁹ были найдены клировые ведомости Платоновской церкви, в которых содержалась краткая биографическая информация о Иване Егоровиче. Стали известны место его рождения – село Соболево Юрьевецкого уезда Костромской губернии, и место обучения – Костромская духовная семинария. В справочнике¹⁰ этого учебного заведения Иван Егорович записан в числе выпускников, а его отцом обозначен священник Георгий Гаврилович Карпинский.

Для того чтобы понять причину смены фамилии, потребовалось выяснить, в какой период она произошла. В данном случае большой удачей оказалось то, что одним из потомков Карпинских, Дмитрием Георгиевичем, уже была составлена поколенная роспись Карпинских с некоторыми биографическими сведениями. В фондах Государственного архива Ивановской области Дмитрий Георгиевич изучал исповедные ведомости церкви села Соболева за 1844 год, где переписана семья Карпинских, а один из сыновей, Иван, уже был назван Перовским, с пометкой о том, что он находится в училище. В метрических книгах за тот же год Иван Егорович Перовский встречается как ученик низшего отделения Луховского уездного училища. Эту информацию Дмитрий Георгиевич Карпинский записал в поколенной росписи своего рода.

Далее траектория исследования вела в фонд 37 «Лухское духовное училище» Государственного архива Ивановской области. Особенностью данного фонда является то, что вся училищная документация за каждый год сформирована в единое дело. Для начала было решено ознакомиться с делом за 1844 год, когда сын Карпинского, по имеющимся сведениям, точно находился в училище. В перечне учащихся за этот год указано, что Иван Перовский был зачислен в число обучающихся в 1842 году.

Наконец, в деле 1842 года нашлось заявление священника Георгия Карпинского, который, «имея у себя осьмилетнего сына Иоанна и обучив его при своем доме чтению и чистописанию», просил принять его во второй класс училища. Прошение было удовлетворено с резолюцией смотрителя училища Иоанна Гумилевского от 3 сентября 1842 года: «Церковник сей читает и пишет порядочно, принять во 2-й класс, прозывать Перовским».

Так были выяснены обстоятельства и дата появления Перовских в Юрьевецком уезде Костромской губернии. Просматривая клировые ведомости и метрические книги села Велизанец, можно воочию убедиться в том, что Иван Егорович Перовский до самых преклонных лет обладал прекрасным почерком и умел грамотно, даже в некоторых моментах творчески, подходить к описанию состояния своего прихода. Псаломщику оформление церковной документации он не доверял, предпочитая писать лично, полностью соответствуя данной ему в детстве фамилии.

К слову, Василий Иванович Перовский, окончив Кинешемское духовное училище и выдержав экзамены на прохождение учительской должности, являлся личным дворянином по своему гражданскому чину, а внук Ивана Егоровича — Петр Васильевич Перовский – стал журналистом и на протяжении четверти века проработал в газете «Кировская правда». Его творческий псевдоним был «Перо»…¹¹

1. Карнович Е.П. Родовые прозвания и титулы в России и слияние иноземцев с русскими. С.-Петербург. Издание С. Суворина. 1886. ↩︎
2. Шереметевский В.В. Фамильные прозвища Великорусского духовенства в XVIII и XIX столетиях / «Русский архив». Историко-литературный сборник. 1908 год, выпуск 1 ↩︎
3. Воспоминания Е. Е. Голубинского. Кострома, 1923. ↩︎
4. Кривцов В. Н. Отец Иакинф. Роман. Л.: Лениздат, 1984. ↩︎
5. Записки Д. И. Ростиславова, глава XIV «О поступлении моем в Касимовское духовное училище» / «Русская старина». Том XXXIII. 1882, выпуски 1-3. ↩︎
6. Лесков Н.С. Полное собрание сочинений в 36 томах (в 12 книгах). Т. VIII–XI. С.-Петербургъ: издание А.Ф. Маркса, 1902–1903. ↩︎
7. «Русская старина». Том XXVI, 1879. ↩︎
8. «Костромские епархиальные ведомости», 1891, № 10. С. 276. ↩︎
9. Краткие статистические сведения о приходских церквах Костромской епархии. Справочная книга. Издание редакции «Костромских епархиальных ведомостей». Кострома: Губернская типография, 1911. ↩︎
10. Костромская духовная семинария: историческая энциклопедия / [священник Георгий Андрианов, профессор Басов Н. Ф., профессор Белов А. М. и др.]; под общей редакцией митрополита Костромской и Нерехтинского Ферапонта. Кострома, 2019. ↩︎
11. Толстяков А.П. Кто вы, маска? Создается новый словарь псевдонимов // «Книжное обозрение», 1998, № 12, 24 марта. С. 16-17. ↩︎